Остров гориллоидов. Затерянные миры. Т. 7 - Страница 51

В 1917-м Фортунатов служил в армии в качестве нижнего чина. После Февральской революции он некоторое время являлся членом Петроградского комитета партии эсеров, участвовал в III партийном съезде в Москве (в начале июня), а затем очутился в Самаре, где был депутатом солдатского и крестьянского Советов.

Интересная характеристика отыскалась в воспоминаниях актрисы и режиссера Самарского городского театра Зинаиды Славяновой-Смирновой: «Фортунатов общий любимец всех почти без исключения.

Со сколькими людьми, своими или чужих партий, ни приходилось говорить, всегда слова «симпатичный», «располагающий» прежде всего срывались с уст при характеристике Фортунатова.

Есть что-то мягкое и задушевное в тонком и чистом овале его лица, в голубизне его открытых глаз, мягкой улыбке, в тонкой белизне лица и рук, в нестройной худощавой фигуре с узкими плечами… Большие сапоги, с богатыря, военного образца, часто торчащие тесемочки из-под солдатской рубашки, всегда поношенные солдатские брюки — придавали детски симпатичную неуклюжесть его фигуре. <…>

Оратор… работник… преданный член партии…, но не в этих качествах главная сила Фортунатова… <…>

Его сила в какой-то внутренней симпатии, вызываемой им к себе и подчиняющей ему товарищей. Не в логических построениях его речи, не в словах и деятельности, а как-то внутренне чувствуешь исходящее из него чувство преданности революции, чуждое выгоды, расчета, трусости, мещанства, эгоизма, чувство, прорезанное жертвенным элементом…

Неугасаемая никогда готовность к порыву, к подвигу — способность редкая даже в наше ультрареволюционное время, — чувствуется в этом худощавом теле и краснеющем по-девичьи лице. Эта способность тогда, в глазах рационалистически настроенных товарищей, в особенности меньшевиков, придавала в их глазах поступкам Фортунатова форму фантастической неделовитости, а секрет был в том, что таких, как Фортунатов, в нужное время оказывалось раз, два и обчелся. Большинство страдало скорее жаждой безопасности, чем фанатической готовностью очертя голову идти в борьбу, не жалея себя…

Фортунатов очень увлекается химией, любит природу, пение, может часами рассказывать о многоцветной радуге и переливах на раковинах, найденных им под Москвой…».

Осенью 1917-го Фортунатов был избран депутатом Всероссийского Учредительного собрания по списку партии эсеров и Совета крестьянских депутатов от Самарской губернии. По словам Славяновой-Смирновой, на вечеринке, устроенной эсерами по случаю отъезда Фортунатова и других депутатов на открытие Учредительного Собрания, он «взял слово с товарищей, что когда надо будет, они выступят с оружием в руках».

Действительно, оказавшись в Петрограде, Фортунатов примкнул к группе, выступавшей против позиции подавляющего большинства «учредилки». «Эту группу оппозиционеров составляли главным образом депутаты фронта или лица, так или иначе причастные к великой войне». Они разработали план защиты и готовились к активному отражению действий большевиков, однако разного рода обстоятельства помешали реализации этого плана.

Вернувшись в Самару, Фортунатов и его товарищи проигнорировали запрет местных советских властей на их выступления с рассказом о роспуске Учредительного собрания. Напротив, самарские депутаты повели довольно активную агитацию в его пользу на собраниях горожан и в казармах местного гарнизона. Значительным их успехом стал созыв губернского крестьянского съезда, из 600 участников которого не оказалось ни одного большевика. В ответ на это самарские ленинцы пошли на разгон съезда и закрытие партийного клуба эсеров, но тем самым они окончательно испортили отношения с гарнизоном.

Фортунатов и другие лидеры эсеров перешли на нелегальное положение и установили тесные контакты с подпольной офицерской организацией подполковника Н. А. Галкина. Тем временем 8-й Совет партии эсеров в мае 1918 года принял решение о переброске своих основных кадров на восток, в частности — в Поволжье, для подготовки антисоветского выступления. В Поволжье росло сопротивление крестьян начавшейся реквизиции хлеба. Фортунатову была поручена агитационная работа в воинских частях. Когда дошло до прямых столкновений с продотрядами, то на борьбу с «комиссародержавием» поднялись рабочие иващенковских заводов. Именно здесь, в Иващенкове, впервые прозвучало название Комитета членов Учредительного собрания (Комуч), инициативная группа которого была создана Фортунатовым, самарскими депутатами И. М. Брушвитом, П. Д. Климушкиным и тверским депутатом В. К. Вольским.

В это время части Чехословацкого корпуса с боями двигались от Пензы через Сызрань к Самаре. С ними, по свидетельству Климушкина, находились Брушвит и «люди Фортунатова». В начале июня пала последняя железнодорожная станция перед Самарой — Липяги. Оттуда, вспоминал Климушкин, «пробрался к нам делегат от Фортунатова и Брушвита, забрал план Самары, таинственно шепнул, что сегодня ночью «ждите», и ушел обратно».

Ему вторил известный каппелевец полковник Вырыпаев: «Пришедший ходок сообщил, что чехи 6-го июня решили атаковать Самару. <…> Вследствие малочисленности и неопытности участников организации (подполковника Галкина. — Я. Л.), о самостоятельном выступлении до прихода чехов думать не приходилось. Слухи же об успехах чехов все крепли и крепли. Уже слышалась орудийная стрельба между ними и красногвардейцами под Самарой у станции Липяги (17 верст на запад от Самары). Большевики отправляли навстречу чехам эшелон за эшелоном.